Деревня Шихово. Здесь делали гитары в те времена, когда за пять рублей в сельпо и городском универмаге венеры желтые стояли на продажу без рук, без ног. И волосы из меди надежно к лону были сведены. (Источник музыки был скрыт за волосами). На невысоком берегу Москвы-реки селенье это живо и поныне. Рябина черная попортила заборы, напористо раздвинула гнилье, и ранней осенью могли мы насладиться нехитрым лакомством нещедрой сей земли, пока селянин, углядев потраву, не прокричал нам что-то о ружье. Напротив, за расширившимся руслом был виден Саввино-Сторожевский монастырь, известный тем, что петь любил Шаляпин у стен его, заставив в унисон ответить главный колокол, который на Пасху и в Рождественские ночи был слышен и в самой Первопрестольной, а это, между прочим, сорок верст. Когда Шаляпин скрылся за границей, а иереев отвезли в Сибирь, то монастырь стал затрапезным клубом системы органов НКВД, а это – танцы под гармошку и духовой оркестр. Мужчины в чуть несвежих галифе и пахнувшие табаком и ваксой у сельских женщин вызывали трепет и после этих частых раз-два-три в семье крестьянской ждали пополненья. Потом - война. Деревня опустела, а вдоль дорог воздвигли обелиски и возложили скорбные венки. Но женщины остались и тяжелый свой труд сумели как-то сочетать с деторожденьем. Потому селяне здесь изредка, но все еще видны, особенно когда не слишком пьяны. Но музыки не слышно. Только пчелы жужжат над медуницей и стрекочут в прибрежных зарослях свербиги и кипрея зеленые кузнечики. Жуки гудят натужно и с тяжелым стуком порой ударят человека в грудь. Но это ведь не пуля и не насмерть. |